Jun 22, 2007

Жизнь прекрасна

Я познакомился с ним во время одной из моих поездок на Украину. До кассы я добрался только за несколько дней до отъезда, но всё-таки смог достать плацкартный билет. Правда, как оказалось, боковой и как всегда возле туалета. Но понял я это уже слишком поздно. Поэтому, сидя в вагоне и ожидая отправления, я морально готовился к самому худшему.

Ничего хорошего мне эта поездка не сулила. Я знал, что теперь весь день мне придётся нюхать запах, доносившийся из туалета, который неизвестно когда в последний раз мыли, и из тамбура, где даже краска на стенах пропиталась табачным дымом. Я знал, что вечером мне не дадут спать ходящие в эти зловонные места и почему-то очень громко хлопающие дверью люди. Знал я, наконец, что рано утром разбудят меня толчком в бок пограничники и будут рыться в моих личных вещах и придираться к каждой мелочи, в то время как на лбу у них бегущей строкой будут высвечены два слова: «Хочу денег». Я знал всё это, и поэтому готовился мученически переносить все тяготы жизнь.

Но, как оказалось, к самому худшему готов я не был.

Он зашёл на какой-то маленькой промежуточной станции. Прошёл, немного неуклюже, прямо через весь вагон и плюхнулся на место напротив меня. Вещей у него почти не было. Единственную небольшую сумку но запихнул под сиденье. Охая, он повернул голову к окну и застыл на некоторое время.

Выглядел он точно так-же как и многие русские мужики лет в пятьдесят. Худой, не очень высокий. Кожа темноватая с красным оттенком. Лицо морщинистое, с редкой белой щетиной. В общем, самый типичный русский алкоголик. Притом по всему было видно, что он уже успел принять на грудь.

Но когда я вгляделся в него, я моментально забыл все свои страдания о огорчения. Я ни грамма не боялся алкоголиков. Мне часто приходилось ездить в поездах и не раз мне попадались пьющие в пути соседи. Нет, не в этом дело. Было что-то в это человеке очень нетипичное. Что-то в его манере. Что-то в его взгляде. Что-то тяжёлое, злое, отталкивающее.

Мой новый сосед оказался человеком дела. Он не стал долго смотреть в окно, разглядывая необъятные просторы земли русской. Не стал знакомиться с соседями, которые, впрочем, не очень сильно из-за этого огорчились. Не стал даже ждать проводника, пока тот заберёт у него билет и возьмёт деньги за постель. Он быстро перешёл к действиям. Нагнувшись, он пошарил руками под сиденьем и начал извлекать оттуда по порядку: Пакетик с огурцами, бутылку и стакан.

Тут он немного замер, опять уставившись в окно. Посидев так с пол минуты, сосед, почти не глядя на бутылку, открыл её и налил пол стакана. Затем достал из пакетика огурец и снова замер, как будто собираясь силами. Вдруг он вздрогнул, поднёс стакан к губам, выдохнул и отглотнул одним залпом половину содержимого. Немного поморщившись, он откусил пол огурца и застыл, жуя его. Потом он точно так-же разделался с второй половиной стакана и с остатками закуски.

Мы как раз проезжали мимо подсолнечного поля. Почти все цветки были повёрнуты к югу, от поезда. Но изредка встречались и другие, обращённые совсем в другою сторону. Они были очень хорошо заметны на общем зелёном фоне.

Чем меньше ты выделяешься – тем меньше у тебя проблем. Я решил, что с моей стороны будет разумно как можно меньше привлекать внимание соседа. Поэтому я достал книгу и попытался читать. Но сконцентрироваться у меня не получилось. Мысль вновь и вновь возвращалась к сидящему напритив человеку.

После очередного стакана, решив, что уже достиг нужной кондиции, он взялся за удовлетворение своих социальных потребностей. Отодвинув полупустую бутылку немного в сторону, сосед уставился на меня.

-- Шо читаешь? -- спросил он. Я ответил, хотя ни мало не сомневался, что имя автора, и тем более произведение, окажутся для него пустым звуком. Впрочем, ответ ему знать и не хотелось. Об этом свидетельствовала его следующая фраза:

-- А мне в твоём возрасте не было часу книжки читать. Я в Афгане воевал!

Не сделав никакой паузы, чтобы дать моему шоку пройти, или даже чтобы перевести дыхание, он начал свою речь. Как очень опытный рассказчик, он подошёл к теме издалека. Для начала дал мне понять, как относится к образованным людям, читающим слишком много книжек. Отношение к нам у него было вовсе не лестное. Положение дел не улучшалась тем, что среди образованных людей он знал только офицеров, ментов и всяких прочих чиновников, пороги которых нам всем зачастую приходится обивать.

Мои интеллектуальные способности он, впрочем, недооценил, ведь в таком прямом намёке нужды не было. Я и без этого понял, что если мне дорого здоровье, я должен сидеть, помалкивать и со всяким усердием делать вид, что наслаждаюсь рассказом. Впрочем, учитывая его состояние и ещё некоторые внешние факторы, я посчитал разумным приберечь этот комментарий для лучших времён.

Тем временем, пройдясь всякими нецензурными словами по советским офицерам и лично товарищу Брежневу, рассказ плавно и логически перешёл в повествование о непосредственном участии рассказчика в боевых действиях. Понимая, что у меня не получится одновременно читать и делать вид, что слушаю, я отложил книжку в сторону. Но даже так было сложно уловить суть. В слабо начитанной голове моего соседа вряд-ли очень часто мелькала мысль, что рассказ будет понятнее, если начатые уже эпизоды довести до конца, а не начинать всё время новые.

Единственное, что я понял из его долгой речи сводилось к тому, что все на свете, и афганцы и советские военные, по праву заслужили в свой адрес по дюжине нецензурных словокомбинаций. И, что на свете был только один человек, который заслужил всего-лишь одну. Это за то, что он был – дагестанец. А вообще он понравился моему соседу. Работали они в паре, подружились. Афганцев тот мочил по полной программе, но однажды слишком далеко выглянул из-за скалы.

-- Мой единственный на свете друг... – закончил сосед и почему-то потянулся за бутылкой. Выпив, он встал и пошёл в тамбур курить. Дверь, конечно, захлопнуть не потрудился. Медленно, но без скрипа, она начала открываться, впуская в вагон туалетную и табачную вонь. Пока я поворачивался, чтобы закрыть её, я уловил взгляд одной из соседок с другой стороны прохода. «Ну, парень, ты и влип! Не завидую тебе» -- говорили её глаза.

Я отвернулся и посмотрел в окно. Мы ехали через лес. Вдоль железнодорожной насыпи деревья были вырублены. Хозяйственные местные жители распложили на пустыре свои огороды. На одном из них копошилась какая-то старушка в платочке. Её совершенно не беспокоил проезжавший мимо состав, люди, в нём ехавшие и проблемы, которыми была обремена их жизнь.

Я и сам себе не сильно завидовал. Но в этот момент во мне было ещё одно чувство: Мне почему-то стало жалко этого человека. Действительно, многие возвращаются с войны психически травмированными. Тем более -- из такой бессмысленной, как в Афганистане. Он видел наяву много такого, о чём я только читаю в книжках. На его глазах пуля снайпера продырявила голову его лучшего друга...

Сосед вернулся. Выпил пол стакана. Снова уставился на меня.

-- Кем работаешь? – Спросил он. Я ответил, что ещё не работаю, а учусь. Тот, наверное, не смог придумать, как с этой темы перейти на Афган, поэтому сказал:

-- А мой сын тэж учится.

Оказалось, что сын его учился где-то в Киеве. Это был ещё один человек, заслуживающий довольно мало проклятий в свою сторону. Он и он -- не без греха, потому, что совсем не признавал в моём собеседнике отца. Жена (в её адрес он сказал особенно много комплиментов) его бросила уже давно, сына забрала, видеться отцу с ним не позволяла, и только через знакомых он узнавал некоторые новости о своей семье.

Сосед допил стакан и замолчал. Я мысленно представил себе его жену. Она показалась мне толстой, ворчливой, властной женщиной. Такой, которой когда-то растоптали все её мечты и стремления юности... Которая теперь была обижена на весь мир, и всячески терроризировала окружающих. А ведь было, наверное, время, когда она с радостью шла за афганца, думала, что он – сильный, решительный, мужественный, что будет её защищать... Но всё вышло так как вышло.

Вечерело. По вагону пошёл проводник, раздавая всем россиянам украинские миграционные карты. Сосед мой бумажку не взял. Он был гражданином Украины. Достав откуда-то из сумки под сиденьем свой синий паспорт, он о чём-то заговорил с проводником. Я был занят заполнением своей карты, поэтому не очень внимательно прислушивался. Но по обрывкам фраз, которые я уловил, я понял одну неутешительную вещь: У моего соседа было что-то не в порядке с документами. Он то ли потерял где-то свою миграционную карту, то ли находился в России больше положенного, то ли и то и другое. Поэтому он, не постеснявшись упомянуть Афганистан, вежливо предложил проводнику помочь ему с документами, предлагая даже скрепить дружбу остатком выпивки. Проводник оказался порядочным человеком. От водки он отказался и начал объяснять, что ничего страшного в неисправности документов нет: Высадят из поезда и всё! Ну а если уплатит штраф, то не высадят. Ведь ни для кого не секрет, что с нашими пограничниками всегда можно договориться.

Соседа это немного успокоило. Он посидел, посмотрел вслед уходящего проводника, потом вылил в стакан оставшееся в бутылке, выпил и закусил. Затем снова в упор посмотрел на меня и выдавил:

-- Хай попробуют ко мне придраться. Я в Афгане воевал, убивать умею...

Сказав это, он снова замолчал, внимательно разглядывая свою пустую бутылку. Убедившись в том, что пить больше нечего, он залез на верхнюю полку, лёг на неё прямо без матраса, и через несколько минут захрапел.

Я с облегчением вздохнул. На сегодня пронесло. Теперь сосед точно проспит до утра. Что будет завтра на границе? Станут ли пограничники к нему придираться? Если да, что очень вероятно, то на сколько сильно? Станет ли он исполнять свою угрозу?

Я открыл книгу, но было уже слишком темно, чтобы читать: За окном уже смеркались последние сумерки, а лампа в моём купе не работала. Больше делать было нечего. Я немного посидел ещё, вглядываясь в тёмные силуэты пролетающих за окном деревьев, и тоже решил лечь. Сложил столик, расстелил матрас, застелил его простынёй, одел наволочку. Засунул кроссовки под сиденье и лёг прямо в одежде, накрывшись второй простынёй.

Это была ужасная ночь! Нормально поспать у меня, конечно, не получилось. Каждые две-три минуты, как только я уже начинал дремать, кто-нибудь проходил мимо, хлопая дверью и впуская в вагон зловонный запах. Переворачиваясь так с одного боку на другой, я отлежал себе за пару часов все косточки. Кровать ведь тут была далеко не мягкая, даже с матрасом. От всех подряд запахов и бессонницы начинала болеть голова...

В очередной раз я проснулся от того, что поезд стоял. На какое-то мгновение ясность мысли вернулась ко мне. Я понял, что на улице стоит тёмная ночь, а значит -- это ещё не граница. Я почувствовал насколько сильно у меня раскалывается голова и болит спина. Я ясно вспомнил все происшествия предыдущего дня, и особенно моего соседа, храпящего на весь вагон прямо надо мной. И вдруг я понял: Несмотря не все неудобства, жизнь -- не такая уж и плохая.

И, как часто бывает в таком полусонном состоянии, ко мне вдруг пришла мысль, которая на тот момент показалась мне просто гениальной: Жизнь прекрасна!

1 comment:

Anonymous said...

Privet Grisha, eto Oksana pishut. Mne ochen nravitsa etot rozkaz. On ochen interesen. Ya pryam kak bu pobuvala tam ne etom zhe poezde, v toy zhe sityatsiyi.