Диаспора

Ехали мы как-то вместе домой с одним другом -- он тоже живёт в моём гетто, но уже очень давно. Заходим вот так в вагон метро, вечер, людей мало, и он встречает там своих приятелей. Выглядени эти приятели как типичные обитатели гетто -- и оказались выходцами из Эритреи.

Про страну эту я знал только то, что писали о ней шведские газеты -- несчестное африканское государство, обнищавнее из-за многих лет гражданской войны, произвола паранойной диктатуры и непоследовательного лицемерия мировой обществнности.

Мои новые знакомые рассказали -- они все неплохо владели шведским -- как бежали когда-то первые эритреанцы в заветную северную страну. Как они селились в эмигрантских гетто, искали убежища, и работали, много работали. Вообще, судя по их словам, они -- народ работящий. Потом ребята начали считать, сколько их соотечественников жило в Стокгольме. Перечисля по очереди все шесть северных гетто города, они вспоминали, сколько семей жило в каждом из них. Почему выходцы из Эретрии не могли жить в других районах города, для меня осталось загадкой. Наконец они заявили, что некоторым из них уже удалось подняться, раскрутить свой бизнес, вылезти из бедности. В руках эринтеанцев надолилось уже несколько ресторанов и торговых лавок. Жизнь в новой стране постепенно налаживалась, появлялись перспективы, будующее казалось светлым.

В этот вечер я мог бы узнать ещё много интересного. Но разговор отановился вместе с поездом -- на нашей станции. Не так уж делако от центра находится мой гетто... Но я до сих пор вспоминаю иногда это глубоко диаспорское мышление молодых эритреанских парней и понимаю, насколько отличается оно от общепринятого общественного индивидуализма.